В романе «Тихий Дон» пейзажные зарисовки приобретают особое идейно-эстетическое значение. Тонко и проникновенно изображает Шолохов родную природу. Все пейзажи в романе соотнесены с человеком, с течением жизни. Своей красотой они оттеняют душевный мир героев, охваченных высокими стремлениями и светлыми чувствами, а также несовершенство человеческого бытия и людскую жестокость.

Жизнь людей и жизнь природы тесно связаны между собой. «Люди, как реки» - утверждал Лев Николаевич Толстой. И Шолохов продолжает его традиции, уподобляя и судьбу человеческую, и судьбу народную течению реки по извилистому руслу: «Выметываясь из русла, разбивается жизнь на множество рукавов. Трудно предопределить, по какому она устремит свой вероломный и лукавый ход. Там, где нынче мельчает жизнь, как речка на перекате, мельчает настолько, что видно поганенькую россыпь, - завтра идет она полноводная, богатая...» Человек подхвачен бурным потоком жизни, но он не песчинка в водах разлившегося Дона. Свое русло он должен найти сам. Но как определить, по какому руслу ведет жизнь к правде? Этот вопрос не перестает тревожить душу Григория Мелехова.

Григорий видел то, что не дано видеть людям, лишенным духовного богатства. Острое восприятие мира героем автор романа передает через буйное восприятие природы, ее полногласное звучание, ликование и цветение. Здесь и свет холодного пламени месяца, и его черные переливы на ряби Дона, и вечерние вишнево-красные зори, и дивно сияющий, снежный блеск оперения лебедей. В минуты затишья Григорий «жадными глазами озирал повитую солнечной дымкой степь, синеющие на дальнем гребне сторожевые курганы», «закрывал глаза и слышал близкое и далекое пение жаворонков», «шелест ветра в молодой траве», «следил за легким покачиванием багряно-черного тюльпана, чуть колеблемого ветром, блистающего яркой девичьей красотой».

Писатель часто передает чувства героев через их восприятие окружающей природы. Ярким примером этого может служить сцена в весеннем лесу. Уставшая Аксинья решила отдохнуть: «Ненасытно вдыхала многообразные запахи леса сидевшая неподвижно Аксинья, ее глаза терялись в этом чудеснейшем сплетении цветов и трав...» Томительный аромат ландыша пробуждал в Аксинье мысли о прошедшей молодости, и «словно в чистой воде лесного родника увидела вдруг Аксинья свое отражение - так много сказал ее наболевшему сердцу этот цветок, неожиданно привлекший своим грустным и сладостным запахом».

Когда после тяжелой болезни Аксинья впервые вышла на крыльцо, она долго стояла, опьяненная свежестью весеннего воздуха. «Иным, чудно обновленным и обольстительным, предстал перед нею мир. Блестящими глазами она взволнованно смотрела вокруг, по-детски перебирая складки платья. Повитая туманом даль, затопленные талой водой яблони в саду, мокрая огорожа и дорога за ней с глубоко промытыми прошлогодними колеями — все казалось ей невиданно красивым, все цвело густыми и нежными красками, будто осиянное солнцем».

Картины природы в романе "Тихий Дон" точные, в мельчайших подробностях передающие особенности природы Верхнего Дона, выразительные благодаря яркой метафоричности и колоритному языку, имеют самостоятельную художественную ценность. Но они всегда связаны или с сюжетным движением романа, или с внутренним состоянием героя. При изображении природы автор использовал принцип эпического параллелизма. Пограничное состояние природы, замершей в ожидании грандиозных перемен, - параллель состоянию казачьих хуторов, затаивших дыхание накануне Верхнедонского восстания. Пейзажи придают событиям романа эпический размах и вместе с тем наполнены лиризмом. Иногда лирическое начало выходит на первый план и тогда со страниц романа начинает звучать голос самого автора: «Степь родимая! <...> Низко кланяюсь и по-сыновьи целую твою пресную землю, донской, казачьей, не ржавеющей кровью политая степь!»

Писатель подмечает моменты, когда восприятие природы героями становится особенно острым. Примером этого могут служить трагические эпизоды романа, в частности зверское убийство казаками красного командира Лихачева. Идя на смерть, он словно впервые видит красоту весеннего леса, останавливает взгляд на березке: «На ней уже набухали мартовским сладостным соком бурые почки; сулил их тонкий, чуть внятный аромат весенний рассвет, жизнь повторяющуюся под солнечным кругом... Лихачев совал пухлые почки в рот, жевал их, затуманенными глазами глядел на отходившие от мороза, посветлевшие деревья и улыбался уголком небритых губ». И человек с такой естественной привязанностью к жизни должен уйти из нее.

Пейзажи в романе - не застывшие картины, они полны динамики. Автор фиксирует изменения, происходящие в природе, переходы от дня к ночи, от зимы к весне. Показательным примером этого может служить описание потаенной жизни степи, ожидающей прихода весны: «Казакует по родимой степи восточный ветер. Лога занесло снегом. Падины и яры сравняло. Нет ни дорог, ни тропок. Кругом, наперекрест, прили- занная ветрами, голая белая равнина. Будто мертва степь. Изредка пролетит в вышине ворон, древний, как эта степь, как курган над летником в снежной шапке с бобровой княжеской опушкой чернобыла. Пролетит ворон, со свистом разрубая крыльями воздух, роняя горловой стонущий клекот. Ветром далеко пронесет его крик, и долго и грустно будет звучать он над степью, как ночью в тишине нечаянно тронутая басовая струна.

Но под снегом все же живет степь. Там, где, как замерзшие волны, бугрится серебряная от снега пахота, где мертвой зыбью лежит заборонованная с осени земля, - там, вцепившись в почву жадными, живучими корнями, лежит поваленное морозом озимое жито. Шелковисто-зеленое, все в слезинках застывшей росы, оно зябко жмется к хрупкому чернозему, кормится его живительной черной кровью и ждет весны, солнца, чтоб встать, ломая стаявший паутинно-тонкий алмазный наст, чтобы буйно зеленеть в мае. И оно встанет, выждав время! Будет бить в нем перепела, будет звенеть над ним апрельский жаворонок. И так же будет светить ему солнце, и тот же будет баюкать его ветер. До поры, пока вызревший, полнозерный колос, мятый ливнями и лютыми ветрами, не поникнет усатой головой, не ляжет под косой хозяина и покорно уронит на току литые, тяжеловесные зерна.

Все Обдонье жило потаенной, придавленной жизнью. Жухлые подходили дни. События стояли на грани». Однозначно определить общее настроение этого отрывка нелегко, так как оно несколько раз меняется. Пейзаж начинается с описания «мертвой» зимней степи: здесь нет движения (многие предложения лишены глаголов), нет звуков, даже полет и «стонущий клекот» ворона не оживляют картину, а делают ее еще более зловещей. Но когда взгляд писателя-художника более внимательно всматривается в эту картину и проникает в потаенную жизнь степи, возникают краски, появляется движение, едва ощутимое движение природы к весне. И, наконец, финальные строки с их почти стихотворным ритмом, создаваемые синтаксическим параллелизмом и анафорическими повторами («Будут бить в нем перепела, будет звенеть над ним апрельский жаворонок... будет светить ему солнце... будет баюкать его ветер...»), с выразительным рядом аллитераций звучат как торжественный гимн весне.

Включая в повествование пейзажные зарисовки, автор как бы широко распахивает душу читателя для восприятия мира природы после нагнетания художественных средств, привлекающих все внимание к напряженным событиям. Достаточно вспомнить эпизод работы Натальи и Ильиничны в степи. Последняя измена Григория надломила Наталью, и на фоне надвигающейся грозы она проклинает его. Эта сцена предшествует смерти героини. Вначале природа вполне безразлична к тому, что должно случиться - ничто не предвещает бури, лишь на мгновение набегает тучка. Но с настроением Натальи в природе происходят заметные изменения: «Все, что так долго копилось у Натальи на сердце, вдруг прорвалось в судорожном припадке рыдания. Она со стоном сорвала с головы платок, упала лицом на сухую, неласковую землю и, прижимаясь к ней грудью, рыдала без слез». Когда Наталья, обращаясь на восток, просила Бога, чтобы он наказал Григория там, на фронте, «черная клубящаяся туча ползла с востока. Глухо грохотал гром...». Ильинична с ужасом смотрела на Наталью: «На фоне вставшей в полнеба черной грозовой тучи она казалась ей незнакомой и страшной». В один момент движения природы и чувства Натальи совпадают, и проклятие Натальи, усиленное метафоричностью грозовой тучи, звучит необычайно выразительно. В этом эпизоде параллелизм перестает быть одним из приемов изображения пейзажа и превращается в важную особенность композиции и характерную черту авторского стиля.

О том, что пейзажные зарисовки в романе служат выражением чувств героев, свидетельствует пейзаж, прерывающий авторский рассказ о возвращении Григория домой на побывку. Возвращению Григория в родной дом предшествует красочная картина охоты, в которой писатель с большим мастерством передал охотничий азарт, изобразил панораму степных далей. Безразличная на первый взгляд к Григорию природа новым светом освещает его трагедию. Судьба сбитого гуся напоминает человеческую судьбу и в особенности самого стрелка: «...один гусь, отделившись от уже построившейся гусиной станицы, резко пошел на снижение... Гусь летел в сторону от встревоженно вскричавшей стаи, медленно снижаясь, слабея в полете, и вдруг с большой высоты камнем ринулся вниз, только белый подбой крыла ослепительно сверкнул на солнце». Образом сбитой птицы автор подчеркивает трагичность судьбы Григория.

Природа в романе Шолохова вмещает все битвы и успокаивает любое трагическое потрясение. Пейзаж в «Тихом Доне» выражает оптимизм, готовность природы бесконечное количество раз рождать неотвратимое будущее. Чтобы ни делали люди, природа вечна и неизменна. И это прекрасно понимают герои Шолохова, умеющие слушать шум леса, замечать красоту простых луговых цветов, любоваться созвездиями. В самые трудные моменты жизни они припадают к земле и ищут у нее забвения.

«СЛАВЕН ДОН ХРАБРОСТЬЮ»

Вечер-встреча

/В зале звучит музыка/

Библиотекарь: Добрый день дорогие гости! Дорогие друзья! Мы живем с вами в богатом славными традициями и людьми Донском крае.

Прекрасен наш край. Это о нём так взволнованно написал наш земляк- писатель М.А. Шолохов:«Родимая степь под низким донским небом! Вилюжины балок, суходолов, красноглинистых яров,ковыльный простор с затравевшим гнездоватым следом конского копыта, курганы, в мудром молчании берегущие зарытую казачью славу... Низко кланяюсь и по-сыновьи целую твою пресную землю, донская, казачьей нержавеющей кровью политая степь.»

И сегодня мы познакомимся с еще одной страничкой истории Донского края-жизнью и бытом донского казачества. Мы узнаем о зарождении донского казачества, о правах и обычаях этихгероических людей, познакомимся с их фольклором. Итак, приглашаем вас на казачьи посиделки. На нашем празднике присутствуют: Липович Геннадий Арьевич – сотник, председатель Совета стариков станицы «Азовская. Гальчук Сергей Григорьевич – подъесаул, офицер по особым поручениям при атамане.

1 ученик:

На завалинке, в светёлке
Иль на брёвнышках каких
Собирались посиделки
Пожилых и молодых.

При лучине ли сидели

Иль под светлый небосвод-

Говорили, песни пели,

Да водили хоровод.

Добрым чаем угощались

С мёдом, явно без конфет.

Как и нынче мы, общались-

Без общенья жизни нет.

2 ученик:

А играли как? В горелки!
Ах, горелки хороши.

Словом, эти посиделки

Были праздником души.

Быт людей отмечен веком.

Поменялся старый мир.

Нынче все мы по "сусекам"

Личных дач, своих квартир.

Наш досуг порою мелок,

И чего там говорить,

Скучно жить без посиделок,

Их бы надо возродить.

3 ученик:

Если вы в "своей тарелке"
И пришли к нам не на час,
Предлагаем посиделки
Провести вот здесь тотчас,
Огонёк души не тухнет.

Дедов искренний досуг!

Отдых- это не безделки-

Время игр и новостей.

Начинаем посиделки!

Открываем посиделки!

Для друзей и для гостей!

Импровизированная горница. Дети в казачьих костюмах занимают места в «избе»

Входят казак и казачка с караваем на рушнике

Казак:

Добрых гостей встречаем

Круглым пышным караваем.

Он на блюде расписном

С белоснежным рушником.

Каравай мы вам подносим,

Поклоняясь, отведать просим.

Казачка: Жива традиция.

Жива- от поколенья старшего.

Важны обряды и слова,

Из прошлого из нашего.

И потому принять изволь,

Тот. кто пришёл на посиделки,

На этой праздничной тарелке

Из наших рук и хлеб и соль!

Обходят гостей, угощают караваем

Казак:

Дроля, гармонист, кудесник,

На вечернице в строю.

Песне, доброй русской песне

Слово первое даю.

Звучит в записи песня «Казачья» в исп. А. Розенбаума.

Ученик:

И в старом красоту находим.

Хоть пору принадлежим.

Ученик:

Россия- мать! Тебе хвала! .
В веках ты видела немало.
Когда б ты говорить могла,
Ты многое бы рассказала.

Ученик:

От отцовского порога,
От заветного жилья,
Вьётся, вьётся путь- дорога,
Золотая колея.

Ученик:

Вьётся, вьётся путь- дорога

Мимо луга, мимо лога,

Мимо сёл и городов

Больше тысячи годов...

Старый казак: Да, корни наши глубоко ухолят в прошлое. Казаки пришли на Дон очень давно. Удивительные края, нетронутые, безлюдные, дремучие леса и широкие степи. Ни одного человека не встретишь, а зверей и птиц - великое множество.

Библиотекарь: Вот как поэтично рисует картину того времени волгоградский писатель-краевед Б.С. Лащилин: "Весной степь зарастала высокими густыми травами. Не изумрудный ковер был испещрен алыми, синими, нежно-голубыми, фиолетовыми и золотисто-желтыми цветами. На солнце серебром отливали ковыли. В небе, где причудливыми громадами проплывали кучевые облака, кружили орлы и коршуны. На степном приволье паслись стада сайгаков.

На Дону и его притоках - Донце, Хопре и Медведице - держались и гнездились белоснежные красавцы-лебеди. У озер в камышах рыли ил дикие кабаны, беспокоя и пугая уток, чибисов, цапель ибесчисленное множество обитавших там куликов. В поймах непроходимой чащей стояли вековые дремучие леса. Здесь было полное раздолье зверю и птице. В густых зарослях, промышляя добычу, бродили волки, лисицы и медведи. Осенью по сеткам целыми днями сновали белки".

Старый казак: Вот в этот райский уголок и бежали от гнета помещиков вольнолюбивые люди. И всех Дон принимал, и всем находил место. Казаки селились в степи, самом боевом поле. Они строили свои городки и ставили бедные плетневые шалаши, чтобы не жалко было их бросить в случае неудачи. Городок окружай частокол и плетень из лозы, перевитый колючими ветками терновника. В то время казаки землю не пахали, хлеба не сеяли, а жили добычею. Когда не было военных походов, занимались охотой, рыболовством.

Библиотекарь: Но отстаивать свое право жизнь казакам приходилось в обстановке постоянных набегов неприятелей. Военная организация жизни формировала и нравы казаков. Трусов не терпели! Храбрость признавалась высочайшей добродетелью. Об этом так говорят казачьи пословицы и поговорки: На Дону пословица не от безделья молвится. Казачьему роду нет переводу. Казак с конём и ночью и днём. Казак скорее умрёт, чем с родной земли сойдёт. Казачья смелость порубит любую крепость. И один в поле воин, если он по-казачьи скроен. Лучше голову сложить, да казачьей чести не уронить.

Демонстрация слайдовой презентации « Быт, традиции и семейные обряды на Дону»

Выступление казака Липовича Геннадия Арьевича

Песня в записи «Сотник» в исп. М. Звездинского.

Библиотекарь: Много обычаев и обрядов у донских казаков. Это касалось и полевых работ, и семейной жизни, рождения ребёнка, также было много у казаков суеверий и поверий. Ну, а мы расскажем хотя бы о некоторых из них на посиделках. Вот, например, такие приметы:

При выпадении зуба в детском возрасте, когда ожидают, что вырастит новый, бросают его на чердак, приговаривая: «Мышка, мышка, на тебе костяной, дай мне железный».

Нож подавать другому лезвием - значит мыслить тому человеку зло.

Казаки ревностно сохраняют свои традиции и обычаи. В казачьей семье не только старики, но и женщины пользовались особым положением, уважением и почитанием. Их оберегали и защищали их честь и достоинство. Интересы женщины-казачки защищал сначала отец и брат, а затем муж и сыновья.

Слово казаку Гальчуку Сергею Григорьевичу.

Казачка: Казачки ходили в сарафанных костюмах, юбках и кофтах ("кохточка"") сшитые из ситцевой, шерстяной и шелковой ткани. Носили и нижнюю юбку ("спидницу"). Неотъемлемую часть костюма составлял запон (фартук), сшитый из полуситца (ткани из хлопчатобумажных и льняных нитей) с набивным растительным узором. Запон шьется из двух полотнищ. У пояса нижнее полотнище присборено и заложено в складки. На ногах полусапожки. На руках золотые и серебряные кольца. Костюм замужней женщины дополнял головной убор - полушалок (небольшая шаль) из шелковой набивной ткани.

В качестве украшения казачки носили янтарные бусы (монисты) под горлышко.

Для девочек и девушек шили сарафаны из ситца. Сарафанный костюм девушки отличался головным убором и прической: заплетенные косы украшались лентами, на голову мог надеваться венец или обруч.

Казак: В доме казак кладет шапку на видное место, под икону, это означает, что семья казака находится под защитой Бога и общины.

Шашка или сабля - символ полноты прав казака. Она вручалась в 17 лет и давала право обладать земельным паем. В церкви шашка обнажалась наполовину, что означало готовность казака встать на охрану веры. Сабля передавалась в семье по наследству, но если в роду не оставалось наследников, шашка ломалась и укладывалась в гроб к умершему казаку. Нагайка - такой же символ власти, как и шашка. Ее имел право носить только женатый казак, она дарилась на свадьбе отцом невесты, а затем как знак власти мужа в семье висела в хате у двери в спальню.

Звучит запись песни «рассвет перед боем» в исп. В. Васильева.

Казак: Казаки часто носили серьги в виде кольца. Серьга означала роль и место казака в роду. Единственный казак в роду носил одну серьгу в левом ухе, а единственный сын у родителей - две серьги в обоих ушах. Командир при равнении направо или налево видел, кого из казаков нужно поберечь в бою. часто таких ребят не посылали в пикеты и не пускали в бою в первых рядах или в атаку.(3вучит отрывок из поэмы В.Ходарева «Казачья любовь»).

Казачка: Женщина не имела права сидеть при казаках, лишь женщине преклонных лет это позволялось. У казаков женщина (по- казачьи - баба) ни на Круг, ни на Сход не допускались вообще. Все Придонье сверху донизу было распахано. Пахала, сеяла, жала, снопы вязала, молотила. зерно молола, хлеб пекла - все это в основном делала женщина - чернобровая осанистая донская казачка, ведь казак почти всю жизнь проводил в походе, на службе. Женщины работают в поле, а казаки при оружии лишь охраняют их. Казак всегда служил за Веру. Царя и Отечество, а казачка растила детей и создавала семейный уют. "Казак на чужбине воюет, а жена дома горюет" (воинские тяготы ложатся и на семью), "станичники казака в армию снаряжают, что в могилу провожают" (служба казачья полна реальной опасности).

Старый казак: Казак рождался воином. В семье его называли не мальчиком, а казачьим сыном. Новорожденному друзья и родственники приносили подарки только военные: патрон, стрелу, лук, пулю; дед дарил шашку или ружье. Сабля сохранялась из рода в род, переходила от отца к сыну, потом к внуку. Ее украшали золотом или серебром, вешали под образа, давали почетное место.

Трехлетние казачата уже ездили верхом по двору, а пятилетние скакали, отводя лошадь в табун.

С 17 лет казак назывался малолетка. Начинались скачки, стрельба в цель на скаку, рубка - т.е. ученье воинскому делу.

В 19 лет - приводился к присяге на верность службе.

В 21 год - зачислялся в военно-полевой разряд на 15 лет. Все 15 лет он обязан был в любую минуту стать в стремя и встретить врага с оружием в руках. Часть срока он служил "срочную" службу, т.е. вдали от дома. Иногда выпадала 1 служба по 4-5 лет без побывки. Для того чтобы казак был постоянно в готовности, ежегодно проводились летние и зимние сборы в лагерях, смотры оружия, учения.

Только в 61 год казак увольнялся "вчистую". Освобождался от всех воинских повинностей. Но привычные к воинской дисциплине и самоотречению старики считали и в эти преклонные лета "служивыми". Они не снимали с папах и картузов кокарды - знак службы - и составляли совет стариков, который помогал Атаману управлять станицей.

Казачонок: При рождении сына в казачьих семьях - он пользовался авторитетом, равным родительскому. В случае смерти родителей на старшего сына "большака", возлагалась обязанность вырастить своих младших братьев и сестер. Отцовский курень (дом) всегда доставался младшему сыну "меньшаку", в обязанности которого входило содержание и опекунство до смерти своих родителей.

Библиотекарь: До сих пор в казачьих станицах и хуторах сохраняются элементы быта, характерного для 16-18 веков. В избе, в «красном углу» обязательно висела икона. Горницы украшались салфетками, скатертями, вышитыми руками казачки. На столе всегда стояла глиняная и деревянная посуда, каравай хлеба, соль - символ богатства и достатка. Окна украшались занавесками, кружевным пологом прикрывалась и детская люлька. Пол в хате застилался ткаными дорожками, они назывались «половик».

Жизнь казаков изменяется вместе с тем, как меняется жизнь вокруг нас. Сейчас редко встретишь казака на коне, женщины-казачки ходят на работу, почти не осталось семей, где растут 7-8 детей. Но мало кто знает, что в нескольких селах Ставропольского края почти в первозданном виде сохраняется казачий быт. Здесь люди живут так, как 200 лет назад, они называются казаки-некрасовцы. После 1917 года под руководством своего атамана казака Некрасова многочисленная община уехала из России в Турцию, где обрела вторую родину, и лишь в 70-е годы XX века они смогли Вернуться в СССР, поселившись в поселке Новокумском Левокумского района и нескольких хуторах.

Казаки-некрасовцы являются старообрядцами, то есть крестятся двумя перстами, соблюдают особые религиозные обычаи. Мужчины у них не бреют бороды с момента женитьбы, а замужние женщины носят платки и никогда не показывают своих волос. Даже речь некрасовцев отличается от современной разговорной речи: они «окают» и «якают», используют особые слова, не понятные нам. К сожалению, старики уходят из жизни, а молодежь из семей некрасовцев не хочет жить по-старому, забывает язык предков. Чтобы древние традиции не вымерли совсем, фольклор некрасовцев бережно собирают ставропольские ученые-филологи и хранят в записях на современных носителях как бесценное достояние нашей культуры.

Библиотекарь: Во все времена, у всех народов, хорошая песня отражала самые сокровенные думы, мысли. Донской край испокон считался песенным краем. Песни пели и после работы, вечерами, в поле и на гулянии, и на проводах в армию, в военных походах, всегда находился среди казаков хороший песенник. Таких людей обычно уважали и любили, а в походах старались оберегать.

О песнях казаки говорили так, в своих пословицах: Казак без песен, что виноградная лоза без винограда. На Дону казаку и камушек подпевает. Веселы припевы, где казаки запели .

Звучит в записи песня «Эх, казаки» в исп. Д. Донского.

Библиотекарь: До сих пор язык казаков представляет собой особое наречие, смесь украинского и русского языка. Этот язык является составной частью южновеликорусского наречия. Интересен и самобытен казачий фольклор. С незапамятных времен сохранились и дошли до наших дней традиционные казачьи песни, игры и забавы. Непривычному слушателю покажется, что казаки поют украинские песни, но это не так. Сибирские и Уральские казаки нередко используют русский литературный язык для своего фольклора.

3вучит песня «Ой, то не вечер...»

Особого внимания заслуживают величальные песни. Их исполняли на свадьбах, на именинах, на похоронах, при проводах казака в армию. Одна из них, сложенная терскими казаками, прозвучит сейчас.

Звучит песня «Да в саду дерево цветет...»

Библиотекарь: На посиделках каждый старался блеснуть умом, и порой устраивались настоящие состязания. А может быть и на наших посиделках, устроить какое - нибудь состязание? Давайте попробуем. Сейчас я вам буду называть старые казачьи слова, а вы если знаете их современное название, назовёте его:

Раззявил (раскрыл), чувяки (тапочки), хворать (болеть), квёлый (слабый), цибарка (ведро) гутарить (говорить), кочет (петух), ошкарябать (поцарапать), батя (отец), нехай (пускай), вечерять (ужинать), завеска (фартук), бедовая (шустрая), могёт (может), буханка (булка), хлёбово (жидкая еда), баз (сарай), хата (дом).

Всем известны строки А.С.Пушкина «У Лукоморья дуб зелёный...». Где находится Лукоморье? (Лукоморье - это старинное название Таганрогского залива, береговая северная часть его действительно своим очертанием напоминает изогнутый лук.

Быт и жизнь казаков мы можем пронаблюдать и в народных пословицах: Без углов курень не строится, без пословицы речь не молвится. Одна из пословиц написана на доске, как эпиграф к нашему утреннику. Какие пословицы и поговорки донского народа знаете вы?

Казак без коня- сирота.

И шашка остра, а дух сильнее.

Где казак, там и слава.

Не хвались в поход собираючись, а хвались с похода едучи.

С доброй песней и путь короче, и жизнь слаще, и смерть легче.

Дон тихий, а слава о нём громкая.

Казак без друзей что дуб без корней. И пр.)

Библиотекарь: объявляет турнир знатоков половиц: А какие вы знаете пословицы и поговорки связанные с казачьей удалью? На сцену выходит творческая группа и работает со зрителями, которые или называют пословицы или поясняют их.

Либо грудь в крестах, либо голова в кустах (решился действовать)

Казак скорее умрёт, чем с родной земди сойдёт (за родную землю бьётся до конца)

Кто пули боится, тот в казаки не годится (в опасности казаку трусить нельзя)

Донской казак честь не кинет, хоть головушка сгинет (честь ему дороже жизни)

В стремя ногой - расстанься с головой (можешь и не вернуться со службы)

Гайтан на шее, да шапка сбоку - не скоро быть смертному сроку (вера и сила - вот что даёт казаку надежду)

ЗАГАДКИ ЖИТЕЛЕЙ ДОНА:

Крепка, звонка да отточена.

Кого поцелует, тот с ног долой, (сабля).

На чужой спине едет, на своей груз везёт, (седло).

Погоны жёлтые, шашки острые,

Пики длинные, кони борзые,

Полем едут с песнями

Искать царю честь, а себе- славы! (казаки).

На солнышке полежал, да весь в ерик убежал, (снег весной).

Не казак, а с усами; о четырёх ногах, а не конь. (кот).

Пришли казаки без топоров, срубили избу без углов, (муравьи).

Лохматый казак, посерёдке кушак, по двору ходит, порядок наводит, (метла).

Кривой двух братцев понёс к Дону купаться.

Пока братцы купаются, кривой без дела валяется, (вёдра и коромысло).

Казачка:

Раз, два, три, четыре, пять, -

Мы собрались поиграть.

Одной из самых любимых детских игр была игра в "Коршуна". Дети выбирают "коршуна" и "наседку", остальные "цыплята". Выбор осуществляется с помощью считалок:

Казак:

Прилетел издалека,

Из высока- высока,

Опустился он на баз,

Чтоб ловить цыплят у нас.

Аты- баты, ата- ты,

Этот коршун будешь ты!

Казачка: На базу цыплятки- детки

Разбежались без наседки.

Чтобы горю пособить,

Знать, тебе наседкой быть!

(Условия игры )

Передний игрок- «наседка»; остальные выстраиваются в затылок за «наседкой», взявшись за талию впередистоящего. «Коршун» роет ямку. «Наседка» ходит вокруг «коршуна» (а цыплята за ней) и припевает:

Вокруг коршуна хожу,

По три денежки ношу:

По копеечке, по совелочке...

«Коршун» перестаёт рыть. Топчется вокруг ямки, приседает, машет руками, как крыльями. Происходит диалог:

Коршун, коршун, что ты делаешь?

Ямку рою. Копеечку ищу.

На что тебе копеечка?

Иголочку купить, мешок пошить, камешки сложить. В твоих детушек кидать, чтобы после их поймать.

Зачем?

Чтоб ко мне в огород не лазили!

А ты сделай плетень повыше. А нет- так лови!

«Коршун» старается поймать «цыплят», а «наседка»- преградить ему путь. «Цыплята» вслед за «наседкой» движутся цепочкой, уклоняясь от «коршуна». «Наседка» старается всё время быть лицом к «коршуну», кричит: «Кыш!». Машет руками, но хватать «коршуна» ей нельзя. Игра идёт до тех пор, пока «коршун» не переловит всех «цыплят». При разрыве «цыплята» стараются тут же восстановить цепочку.

Библиотекарь: Какие ещё игры Донских казаков вы знаете? ("В пряжки", "Горелки", "В чехарду", "В краски", "В цыгана"..) Также проводились игры соревновательного характера: на ловкость, силу, смекалку.

Казак:

Отдохнуть пришла пора,

И сейчас без подготовки

Начинается игра

"Кто сегодня самый ловкий?"

Игра – соревнование «накинь подковку» (набросить колечки на стержень)

Библиотекарь: Девушки на посиделках вечеринках не сидели без дела. С разговорами, песнями они шили, вязали, пряли пряжу.

Казачка:

Подходите ближе, пряхи,

Пряжу тките на рубахи.

Тот, кто нить длинней спрядёт,

Вот того подарок ждёт.

Игра для девочек «Намотай нитку на веретено»

Библиотекарь: А вокруг бабушки собралась ребятня. Они заворожено слушают бабушкины сказки. Послушаем и мы.

ДЕВОЧКА В КОСТЮМЕ БАБУШКИ РАССКАЗЫВАЕТ СКАЗКУ "КАЗАК И ЛИСА" ("Край родной" хрестоматия для чтения. Стр.47-48.)

Казак:

Чтоб потешить вашу душу

И в душе оставить след,

Предлагаю спеть частушки,

Лучше этих песен нет.

ДЕВОЧКИ ИСПОЛНЯЮТ ЧАСТУШКИ:

1. Эх, топни нога, топни правенькая,

Я плясать пойду, хоть и маленькая.

Пойду плясать по соломушке,

Раздайся, народ, по сторонушке!

2. Шире круг, шире круг

Дайте круг пошире.

Не одна иду плясать,

Нас идёт четыре.

3. Не хотела я плясать,

Стояла и стеснялася,

А гармошка заиграла,

Я не удержалася.

4. А у нас во дворе

Квакали лягушки,

А я с печи башмаком,

Думала- подружки.

5. По деревне я шла

И Ванюшку видела-

Под кустом сидел и плакал:

Курица обидела.

6. Я плясала в три ноги,

Потеряла сапоги,

Оглянулася назад:

Сапоги мои лежат.

7. Сидит ёжик на берёзе-

Белая рубашечка.

На головке сапожок,

На ноге фуражечка.

8. Если б не было воды,

Не было б и кружки.

Если б не было девчат,

Кто бы пел частушки?

Библиотекарь: Казаки всегда отличались не только храбростью, но и остроумием, весельем.

Казачка:

Небылицы в лицах

Сидят в светлицах, „

Да творят насмешки.

Хотите знать какие?

А вот такие…

Шутки – диалоги:

1. (Хозяйка и Федул):

Федул, что губы надул?

Кафтан прожог.

Можно зашить?

Да иглы нет.

А велика ли дыра?

Один ворот остался.

2. (Хозяйка и Фома):

Фома, что из леса не идёшь?

Да медведя поймал!

Так веди сюда!

Да он не идёт!

Так сам иди!

Да он меня не пускает!

3. (Хозяйка и сынок):

Сынок, сходи за водицей на речку!

Брюхо болит!

Сынок, иди кашу есть!

Что ж, раз мать велит- надо идти!

Где моя большая ложка?

Итог:

(монтаж в стихах)

Ученик:

В небе будто от побелки

Засветился млечный путь,

Отшумели посиделки

В нашей праздничной светёлке.

Где пришлось нам отдохнуть.

Ученик:

Дни общенья- счастья вехи,
Посиделкам каждый рад.
Делу время, а потехе Рады люди как- никак.

Ученик:

Мы делились новостями,
Мы старались вас развлечь.
Мы прощаемся с гостями,
Говоря: до новых встреч!

Ученик:

Не потухнет, не погаснет,
Если ты не нем, не глух,
Самый светлый, самый ясный
Посиделок русский дух.

Ученик:

Посиделки, вечеринки,
Звёзды в праздничной выси-
Это русские картинки

Нашей жизни на Руси.

Ученик:

Жизнь такая- не иная,

Не заморская, чужая,

Это наша сторона.

Всё, что было вспоминая,

Пусть живёт страна родная

Очень русская, земная,

В мире лучшая страна!

Библиотекарь:

В моей придонской стороне

Дышу полынью в час восхода.

Не знаю как кому, а мне

Вода донская слаще мёда.

Не знаю как другой, но я

Весь- слух, весь- жадное вниманье,

Когда услышу соловья

Возвышенное ликованье.

Осенний лес затих, замолк,

Над степью прошумели ливни,

Но соловьиный свист и щёлк

Звучат в душе напевом дивным.

Чуть- чуть взгрустнули небеса,

В природе ярких красок мало,

Но радует мои глаза

Литая кисть калины алой.

Пусть облетели тополя,

Я у степной твержу криницы:

«Благословенной будь земля,

Где довелось и мне родиться!»

И заканчивая наши посиделки, хочется обратить ваше внимание на книги о казачестве. (Обзор – презентация книг о казачестве).

Библиотекарь: Спасибо всем за участие в наших посиделках. До новых встреч!

Подготовили Мишахина Л. А., Турунина И. Н.

Степь родимая! Горький ветер, оседавший на гривах косячных маток и жеребцов. На сухом конском храпе от ветра солоно, и конь, вдыхая горько-соленый запах, жует шелковистыми губами и ржет, чувствуя на них при­вкус ветра и солнца. Родимая степь под низким донским небом! Вилюжины балок суходолов, красноглинистых яров, ковыльный простор с затравевшим гнездоватым следом конского копыта, курганы в мудром молчании, берегущие зарытую казачью славу... Низко кланяюсь и по-сыновьи целую твою пресную землю, донская, ка­зачьей, не ржавеющей кровью политая степь!»

В одном описании сливается все: степь, небо, вилю­жины балок, гнездоватые следы конского копыта. Шо­лохов мыслит широко и конкретно, как патриот, воспри­нимающий Родину всеми чувствами отзывчивой души.

Степь у Шолохова не только прекрасно видима, ося­заема, как у Гоголя и Чехова. Она буйно играет краска­ми, переливается, колышется, бугрится. Здесь ощутимее экспрессия, напряженность, движение, перемены, теку­честь. По этим признакам она может быть сопоставлена с образом Невы из «Медного всадника». Та же необъят­ность силы, стихия, олицетворяющая естественную красоту вечной природы. Определения - на пределе живописной точности и эмоционального выражения. До Шолохова не было изобразительных средств такого ро­да: «Ночи истлевали», «Млечный Шлях сплетался с ины­ми звездными путями», «горечь всесильной полыни», «сгибшая трава», «белый перепелиный бой», «зыбились гордые звездные шляхи, не попранные ни копытом, ни ногой», «на выцветшей голубени неба - нещадное солн­це, бестучье да стальные полудужья распростертых кры льев коршуна», «курган синеет на грани видимого ска­зочно и" мертво», «ковыльный простор с затравевшим следом конского копыта», «не ржавеющей кровью поли­тая степь».

Она видится здесь глазами труженика, выросшего на ней. Это были к тому же годины испытаний, когда при­рода, земля, воспетая в народных песнях, стала роднее, вызывала самое трогательное чувство. Человек смотрел теперь «новым, завистливым взглядом... на траву, на полынь», как это было с Андреем Болконским на Боро­динском поле, умиротворяющая красота воспринимается интимнее. И сама природа как бы становится человеч­нее, живет едиными чувствами с людьми. В ее величе­ственной и строгой, даже трагически мрачной красоте - соответствие тому, что происходит в жизни людей.

Отсюда: месяц - казачье солнышко, небо - сухое черноземное поле, а на нем - гибнущая пшеничная россыпь звезд, горечь полыни - всесильная, ковыль - сияет, и притом - слепяще, «дымится бурая, верблюжь­ей окраски, горячая трава», «ветер оседает на гривах косячных маток и жеребцов».

Мир прекрасен. Его надо только знать во всех под­робностях, любить его извечную чарующую прелесть, и тогда окажется: «На сухом конском храпе от ветра солоно, и конь, вдыхая горько-соленый запах, жует шел­ковистыми губами и ржет, чувствуя на них привкус ветра и солнца».

И вилюжины балок, и ковыль, и курганы, и пресная земля, и плывущий в голубом коршун, и бой перепелов, и звон кузнечиков - это мир в его «подробности зем­ной», вызывающий «завистливый взгляд».

Своеобразен и синтаксис. Он напряжен и упруг, сло­ва стоят тесно. Фраза проста, четко расчленена, в ней преобладают сочинительные связи. Ритм стремителен. Шолохов часто опускает для этого глагол, использует перечисления, заметно повышающие стиль.

При внешней однородности структуры фраз, предель­ной простоте, здесь нет монотонности. Незаметны пере­ходы от фраз различной синтаксической структуры. Они разнообразны и по расположению в них членов предло­жения. Инверсия не навязчива. «Вызрел ковыль» - это, конечно, не то что «ковыль вызрел», «отцвели разнома­стные травы» - не то что «разномастные травы отцве ли», «зыбились гордые звездные шляхи» - совсем другое, чем «гордые звездные шляхи зыбились», то есть во всех случаях подчеркивается предикат. «На черном небе не.- счетные сияли звезды» - намного выразительнее, чем «на небе сияли несчетные звезды». «Короткие мочи истлевали быстро», «на конском храпе от ветра соло­но»- тоже яркие инверсированные формы.

Шолохов очень тонко выбирает необходимые ему си­нонимические параллели и в других случаях. «Степь на многие версты оделась колышущимся серебром» нельзя заменить такой фразой: «Степь на многие версты оделась серебром, который колышется». «Терпкий воздух был густ, ветер сух, полыней» поэтичнее, чем «Терпкий воздух был густой, ветер сухой, полынный». Краткие прилагательные заметно повышают тональ­ность.

Из двух близких форм: сгибшая трава - погибшая, чернеющая тропа - черная, желтеющие парные отвалы нор - желтые, бестучье - безоблачье, неумолчный - неумолкаемый, обсохлым - обсохшим, голубень - голу­бизна, гибла - погибала - писатель берет первый ва­риант, потому что он или динамичнее по смыслу, или свежее, менее употребителен, или заметнее по народной окраске.

Часты у Шолохова сложные эпитеты, передающие оттенки значений и усиливающие смысл, слова с отри­цанием или приставкой «без», обычно это тоже эпитеты: «не попранный», «неумолчный», «не ржавеющей», «не­счетный», «безрадостный», «бестучье». Он свободно чередует разные по стилистической окраске сочетания - «красноглинистые яры», «пресная земля» и «не ржавею­щая кровь».

Объективная строгость повествования прерывается - и в изощренном и несравненном по красоте, даже пыш­ном стиле, напоминающем древнее красноречие, в про­стых и сильных словах, размеренном торжественном ритме звучит лирика - сыновняя клятва преданности родине. Троекратное обращение с нарастающим рядом определений - «Степь родимая!», «Родимая степь под низким донским небом», «не ржавеющей кровью политая степь», перечисление броских примет любимого края, точные и чеканные определения - все это делает речь бурной, могуче вдохновенной.

Пушкин описал могилу Ленского:

Там соловей, весны любовник, Всю ночь поет; цветет шиповник, И слышен говор ключевой,- Там виден камень гробовой В тени двух сосен устарелых.

Жизнь и смерть. Терзающая душу несовместимость сразу наводит читателя на философское раздумье, но оно было бы лишено художественной опоры, если отнять все эти изобразительные краски - поет соловей, цветет шиповник, говор ключевой, тень устарелых сосен. Пуш­кин как поэт-мыслитель знал это.

Знал это и Тургенев, изображая могилу Базарова, и Островский, имеется в виду монолог Катерины из «Грозы», знал это и Некрасов. Поэт другого поколения - С. Есенин, объятый тем же раздумьем о черте, отделяю­щей живое от ушедшего навек, скажет:

Знаю я, что не цветут там чащи, Не звенит лебяжьей шеей рожь...

Волновала эта мысль и Державина, и Карамзина, и Жуковского, и Лермонтова. Но почему же каждый раз она звучит по-новому?

Гениальные художники представляли антитезу не умозрительно, а реально, раскрыв обе ее стороны в са­мых точных определениях. Так и у Шолохова.

В степи похоронили красноармейца Валета. Об этом написана только одна страница. Одна! А уже несколько десятков лет о ней говорят, будто это целое художествен­ное полотно. В чем же дело?

Эта страница завершает вторую книгу романа. Ком­позиционная роль ее, значит, особая, подчеркнутая. И дальше: все строится на резком контрасте и содержа­ния, и - соответственно - стилистического оформления. Вначале описаны похороны. Люди равнодушно, «меха­нически» «прибирают» Валета. Они огрубели. Необыч­ное стало для них на фронте обычным, все надоело и ос­точертело. Но теплится все же сознание человеческой обязанности «по-христиански», следуя законам дедов, предать тело земле.

«Валета через двое суток прибрали: двое яблоновских казаков, посланных хуторским атаманом, вырыли неглу­бокую могилу, долго сидели, свесив в нее ноги, поку­ривая.

Твердая тут на отводе земля,- сказал один.

Железо прямо-таки! Сроду ить не пахалась, за­хрясла от давних времен.

Да... в хорошей земле придется парню лежать, на вышине... Ветры тут, сушь, солнце... Не скоро испор­тится.

Они поглядели на прижавшегося к траве Валета, встали.

1. А то *iero ж, на нем сапоги шло добрые.

Положили в могилу по-христиански: головой на за­пад; присыпали густым черноземом.

Притопчем? - спросил казак помоложе, когда могила сровнялась с краями.

Не надо, пущай так,- вздохнул другой.- Затру­бят ангелы на страшный суд - все он проворней на ноги встанет...»

И сразу после этой терзающей безотрадностью кар­тины, грубо прозаичной, бьющей по нервам внешней безразличностью разговора о покойнике, деловым сооб­ражением насчет сапог, рядом с рассуждением об анге­лах и страшном суде - поэзия степи, ее мудрой, вечно ликующей красоты:

«Через полмесяца зарос махонький холмик подорож­ником и молодой полынью, заколосился на нем овсюг, пышным цветом выжелтилась сбоку сурепка, махорча­тыми кистками повис любушка-донник, запахло чобором, молочаехм и медвянкой. Вскоре приехал с ближнего хутора какой-то старик, вырыл в головах могилы ямку, поставил на свежеоструганном устое часовню...

И еще -в мае бились возле часовни стрепета, выби­ли в голубом полынке точок, примяли возле зеленый разлив зреющего пырея; бились за самку, за право на жизнь, на любовь, на размножение. А спустя немного тут же возле часовни, под кочкой, под лохматым покро­вом старюки-полыни, положила самка стрепета девять дымчато-синих крапленых яиц и села на них, грея их теплом своего тела, защищая глянцево-оперенным кры­лом».

Шолохов высокохудожественно раскрывает и мысль о предназначении человеческого существования, о не­устроенности общественного бытия. Немало было раз­мышлений об этом у писателей и в прошлом. Но у Шолохова - свое. Здесь нужны были мощные изобра­зительные средства, индивидуальные, нестертые, соответ­ствующие глубокой философской мысли. Шолохов их нашел. Взять хотя бы цвета, присущие степному краю: выжелтилась сурепка, голубой полынок, зеленый разлив пырея, дымчато-синие крапленые яйца в гнездышке, глянцево-оперенное крыло. Таков мир под солнцем. И каким смыслом наполняется это ликующее, цветущее, славящее жизнь: точок, выбитый стрепетами; подробные сведения о птичьем царстве: «грея теплом своего тела», «защищая крылом», И все это - на могиле прекрасного человека, который преждевременно ушел из такого про­сторного, звучного мира.

И каждый раз не оставляет равнодушной встреча на страницах «Тихого Дона» с нарядным, растущим на обо­чине буерака чернокленом, опаленным первыми замороз­ками, с багряно-черным тюльпаном, ревниво сохраняю­щим в складках листьев радужные капли росы. Образы всякий раз многомерны, эмоциональны, символичны.

Пластика фразы, изящество - то, что шло от пушкин­ской и тургеневской стилистики,- и насыщенность драма­тическим содержанием - все это очень заметно в описа­ниях степи. На ее фоне, под открытым небом, разыгры­ваются потрясающие психологические сцены. Это выво­дит изображение самих характеров в широчайший план макромира, подчеркивает органическое единство природы и человека.

Ильинична и ее сноха Наталья пололи бахчу. Не­спокойно в природе. «По синему небу плыли и таяли изорванные ветром белые облака. Солнечные лучи пали­ли раскаленную землю. С востока находил дождь».

Неспокойно и на душе у Натальи. Она узнала, что Григорий потянулся снова к Аксинье, поэтому замкнута, мрачна.

Гроза подступает ближе. «Стремительно ложилась серая тень», «солнце наискось пронизывало ослепительно белую кайму уплывавшей на запад тучки», «по голубым отрогам обдонских гор еще шарила и пятнила землю провожающая тучку тень».

Ильинична решила узнать, отчего Наталья не в себе. Наталья рассказала. Ильинична - в тревоге, но, помед­лив, спросила:

«- Это и вся беда?

Какая вы, маманя... И этой беды хватит, чтобы белый свет стал немил!

И чего же ты надумала?

Чего ж окромя надумаешь? Заберу детей и уй­ду к своим. Больше жить с ним не буду. Нехай бе­рет ее в дом, живет с ней. Помучилась я и так доста­точно.

Смолоду и я так думала,- со вздохом сказала Ильинична.- Мой-то тоже был кобелем не из послед­них. Что я горюшка от него приняла, и сказать нельзя. Только уйтить от родного мужа нелегко, да и не к чему. Пораскинь умом - сама увидишь. Да и детишков от отца забирать, как это так? Нет, это ты зря гутаришь. И не думай об этом, не велю!

Нет, маманя, жить я с ним не буду, и слов не те­ряйте.

Как это мне слов не терять? - возмутилась Ильи­нична.- Да ты мне что - не родная, что ли? Жалко мне вас, проклятых, или нет? И ты мне, матери, старухе, та­кие слова говоришь? Сказано тебе: выкинь из головы, стало быть - и все тут. Ишь выдумала: «Уйду из дому!» А куда прийдешь? А кому ты из своих нужна? Отца нету, курень сожгли, мать сама под чужим плетнем Хри- ста-ради будет жить, и ты туда воткнешься и внуков моих за собой потянешь? Нет, не будет твоего дела! Приедет Гришка, тогда поглядим, что с ним делать, а за­раз ты мне и не толкуй об этом, не велю и слухать не буду!»

В этих словах, жестах, интонации - вся Ильинична, мудрая, сердечная.

Поговорили две женщины о горькой своей доле. Но Наталья не успокоилась, упала на неласковую землю и зарыдала. Ильинична дала ей выплакаться, потом сказала:

«Ну, хватит! Всех слез не вычерпаешь, оставь и для другого раза. На-ка вот, попей воды».

Но гроза в душе Натальи доходит до предела: «Не­ожиданно она вскочила, оттолкнула Ильиничну, протя­гивавшую ей чашку с водой, и, повернувшись лицом на восток, молитвенно сложив мокрые от слез ладони, ско­роговоркой, захлебываясь, прокричала: " г

Господи! Всю душеньку мою он вымотал! Нету больше силы так жить! Господи, накален его, проклятого!; Срази его там насмерть! Чтобы больше не жил он, не мучил меня!»

Еще напряженнее темп повествования. Фразы стали отрывистые, усиливается мрачное и страшное. Поднялись грозные в представлении Натальи и Ильиничны силы гневного неба. «Черная клубящаяся туча ползла с во­стока. Глухо грохотал гром. Пронизывая круглые облач­ные вершины, извиваясь, скользила по небу жгуче-белая молния. Ветер клонил на запад ропщущие травы, нес со шляха горькую пыль, почти до самой земли пригибал отягощенные семечками шляпки подсолнухов.

Ветер трепал ра-скосмаченные волосы Натальи, су­шил ее мокрое лицо, обвивал вокруг ног широкий подол серой будничной юбки.

Несколько секунд Ильинична с суеверным ужасом смотрела на сноху. На фоне вставшей в полнеба черной грозовой тучи она казалась ей незнакомой и страшной».

Напряжение нарастает. Теперь Наталья уже кричит, «устремив обезумевшие глаза туда, где величаво и дикэ громоздились тучи, вздыбленные вихрем, озаряемые сле­пящими вспышками молний».

Стихия подступает ближе, прорывается, бушует.

«Над степью с глухим треском ударил гром. Охвачен­ная страхом, Ильинична перекрестилась, неверным ша­гом подошла к Наталье, схватила ее за плечо:

Становись на колени! Слышишь, Наташка?!»

В середине прошлого века чародей русского слова А. Островский потряс зрителей грандиозной картиной: гроза надвинулась на беззащитную, потерявшую опору в людях, мятежную Катерину, и тогда открылась вся ме­ра ее душевного перенапряжения. На лице Катерины - отблеск молнии, выражение страха за погубленную душу, смятение и отчаянная решимость.

Такова и эта картина. В ней - обнаженность чувств. И когда мы следим за неудержимым наплывом клубя­щихся туч - воспринимаем всю тяжесть надвинувшейся на Наталью злой беды.

Шолохов изобразил все это не абстрактно, не как не­кую художественную параллель, которую часто находим и в повествованиях среднего уровня. Сцена естественна. Она показывает и нервную напряженность Натальи, и суеверные представления, и порыв гневной души, на ко­торую действует необычная обстановка - гроза на от­крытом степном пространстве, когда люди в деревне дей­ствительно становились часто на колени, шептали молит­вы и поспешно крестились.

А как все это выражено словами? Прежде всего, их немного. Но они точны и незаменимы. Летние степные грозы действительно разражаются вот так: ветер несет горькую пыль, пригибает подсолнухи, клонит ропщущие травы, бьет в лицо, с воем летит по степи. И только так ведут себя копчики, суслики. Художник тонко выписал преобразившуюся внешность женщин, их реплики.

«Величаво и дико громоздились тучи, вздыбленные вихрем, озаряемые слепящими вспышками молний». Тут что ни слово, то образ. Схвачено и движение, и цвета, и грани. Выдвинуты на первое место наречия, обознача­ющие особенные признаки действия, следом - вырази­тельный глагол «громоздились», усиленный тоже экспрес­сивными- «вздыбленные вихрем», «озаряемые». Столь­ко изобразительных красок!

«Пронизывая круглые облачные вершины, извиваясь, скользила по небу жгуче-белая молния». Можно ли заменить или переставить хоть одно слово, не нарушая эпической силы, темпа, мелодии?

Прошел дождь. Миновала гроза. Стало светлее, ра­достнее. Успокоила на время свою боль и Наталья. Ме­няется темп. Он становится плавным, замедленным, тон повествования - ликующим:

«Омытая ливнем степь дивно зеленела. От дальнего пруда до самого Дона перекинулась горбатая яркая ра­дуга. Глухо погромыхивал на западе гром. В яру с орли­ным клекотом мчалась мутная напорная вода. Вниз к Дону, по косогору, по бахчам, стремились вспенившиеся ручьи».

Возвращаясь домой, женщины успеют поговорить еще. Ильинична расскажет, как терпела всю жизнь, бу­дет учить Наталью разумным поступкам. Но та стала какой-то другой - несговорчивой. Их догоняет Бесхлеб- нов Филипп Агеевич. В большое вплетается попутное, ежедневное.

«- Садитесь, бабы, подвезу, чего зря грязь месить.

Вот спасибо, Агеич, а то мы уж уморились осклизаться, - довольно проговорила Ильинична и пер­вая села на просторные дроги».

Так ведет повествование гениальный стилист. Посте­пенное нарастание - кульминация-спад. В свою оче­редь, вся эта сцена в общей композиции романа - пролог к еще более напряженным. Гроза поэтому так запомни­лась, что образует важный сюжетный узел. Много ли места занимает описание бурана в «Капитанской дочке»? А мы помним его всю жизнь. И там пейзаж связан непос­редственно с сюжетом.

Степь в его изображении - это животворящая сила, труд и отдых; дивная красота яркой радуги, вспененных ручьев после грозового ливня - и дымная мгла суховея; черные палы, первозданная прелесть неистребимой жиз­ни - и вечный покой.

Сопоставление драматических коллизий и торжеству­ющей красоты природы найдем у Шолохова и в прозе об Отечественной войне. Это не нарочитый «прием», вне­шнее «обрамление», а сложившийся на основе народного миросозерцания взгляд гуманиста, жизнелюба, верящего

в победу добра, справедливости.

Стилистика Шолохова строится на естественных, легко воспринимаемых сопоставлениях, свойственных логически здравому восприятию.

Он скажет: «С левой стороны танка поднялся проре­занный косым, бледным пламенем широкий столб зем­ли, словно неведомая огромная птица взмахнула вдруг черным крылом» - и сравнение напомнит нам песни о зловещем черном вороне.

Встреча Аксиньи с отцветающим ландышем имеет фольклорную основу:

Что цвели-то, цвели в поле цветики Цвели и поблекли...

Отцветающий сад, засохшая сосенка, поникшая ивуш­ка, погубленные морозами цветы, горьким осинничком заросшее непаханое поле, угасающая лучинушка, обло­мавшиеся крылья у селезня, крик кукушки - постоянные символы кручины, тоски, одиночества.

Но вот выдвигается теория, будто Шолохов, когда строит изобразительные средства на сближении трудно совместимых явлений материального и духовного, когда переживание «материализуется», исчезает «грань» между «мертвой» и «живой природой» и так далее, то все это связано не с традицией, а с новейшими открытиями на­уки, техническим прогрессом. Примером якобы может служить и упомянутый ландыш, и сравнение жизни Гри­гория с выжженной степью. Даже самый процесс мышле­ния приобретает предметный вид, например: «мысль его, ища выхода, заметалась отчаянно, как мечется сула в какой-нибудь ямке, отрезанной сбывшей водой от реки». И это, дескать, связано с новым в типе мышления.

Но когда же была «грань», да еще «непреодолимая», как называют ее, между «духовным» и «материальным» с тех пор, как существует поэтическое мышление? На чем тогда основана метафоризация, олицетворение, сим­волика? Возможна ли вообще по самой природе худо­жественного отражения такая грань? Не было ее ни у Гомера, ни в «Слове о полку Игореве», ни в одном эпи­ческом создании других народов. Даже напротив. Пере­живание «материализуется», хотя бы в древний период, чаще, поскольку мировоззрение сохраняло черты ани­мизма. Ф. Энгельс писал о «фантастическом отражении в головах людей тех внешних сил, которые господствуют над ними в повседневной жизни», когда «земные силы принимают форму неземных», и делал вывод: «В начале истории объектами этого отражения являются прежде всего силы природы, которые при дальнейшей эволюции проходят у различных народов через самые разнообраз­ные и пестрые олицетворения» 46 . Анимистические пред­ставления постепенно исчезают. Но олицетворения оста­ются в мифах, сказках, становясь постепенно лишь худо­жественной условностью, приемом изображения.

А вот пример, как самая мысль воплощалась в пред­метном, видимом: «Боян же вещий, если кому хотел песнь слагать, то носился мыслью по древу, серым вол­ком по земле, сизым орлом под облаками...»

Шолохов развивает образные средства, опираясь на ту основу, которая сложилась в ходе тысячелетнего развития поэтического мышления.

Научно-техническая революция, век атома, космодро­мов, ЭВМ, атомных реакторов и так далее не могут не отразиться на искусстве, но кое-кто уж слишком ради­кально, в самой основе готов пересмотреть теперь все и вся - мышление, психологию, искусство, которое вро­де бы полностью меняет свою природу, форму, «тех­низируется». Ломаный ритм, дисгармония, закручен- ность, словесный хаос, парадоксальные сравнения для таких теоретиков становятся признаком «современного стиля».

Шолохов менее всего увлекается подобными экспе­риментами. Он никогда не путался в противоречиях между традицией и новаторством - для него они суще­ствуют в неразделимом единстве. Это относится и к изо­бразительной системе языка. Уже говорилось, как точно он представлял себе с самого начала природу, цель и назначение искусства, его народные истоки. Не соб­лазнили его всякие рационалистические установки ли­тературных групп, делавших ставку на «приемы», «де­лание», «конструирование вещей», «техницизм», «ло­кальный метод» и прочее. Идя вслед за классиками, Шолохов создал подлинно художественные ценности.

Писатель, если создает вещь действительно реали­стическую, он как бы слышит голоса своих героев, пере­дает их живые интонации. Бывает, разговор действу­ющих лиц пересказывается автором,- тогда индивиду­альные краски языка стираются и характеры утрачи­вают особенные черты.

Живая речь народа - в сказках, летописях, были­нах, во всех видах чудесного по словесной раскраске фольклора. По ней мы составили представление о том, как в далекие от нас века говорили русские воины, дру­жинники, как причитали по сраженным и плененным в битве.

«Чтобы мыслить «образно» и писать так, надо,- рассказывал Лесков,- чтобы герои писателя говорили каждый своим языком, свойственным их положению. Если же эти герои говорят не свойственным их положе­нию языком, то черт их знает-кто они сами и какое их социальное положение... Мои священники говорят по-духовному, нигилисты - по-нигилистически, мужи­ки - по-мужски, выскочки из них и скоморохи - с выкру­тасами и т. д...

Когда я пишу, я боюсь сбиться: поэтому мои мещане го­ворят по-мещански, а шепеляво-картавые аристократы - по-своему...» 47

По такому принципу строили диалоги и монологи С. Сергеев-Ценский, В. Шишков, А. Толстой, А. Серафи­мович, С. Подъячев, Д. Бедный, Л. Сейфуллина, А. Не­веров, А. Фадеев. И, конечно, Горький.

Шолохов продолжил и щедро обогатил эту традицию. Он воссоздал речи героев во всей красочности индиви­дуальных примет и в таком широчайшем проявлении, ка­кое предоставляет эпос. Но если до него здесь был уже огромный опыт, это не значит, что всегда и все было ясно. Наоборот, были свои поиски.

«Нужно достигнуть иллюзии,- говорил Л. Толстой,- а не изображать так, как есть» 48 . Он имел в виду букваль­ное воспроизведение малограмотной речи. По свидетель­ству Горького, Толстой хорошо отзывался о «фокусах языка» в его рассказах, но критиковал за то, что герои в них говорят очень умно, афоризмами, «в каждом рас­сказе какой-то вселенский собор умников» 49 .

А. Чехов склонялся к тому, чтоб народная речь пода­валась без всяких «мы-ста», «шашнадцать», она должна быть правильной. Это, считал он, не помешает ей сохра­нить народный дух. По его мнению, примером могут слу­жить произведения Гоголя, Толстого.

Возникали споры и о том, какими должны быть в про­изведениях диалоги и монологи. В. Стасов писал Л. Тол­стому: «Мне кажется, что в «разговорах» действующих лиц ничего нет труднее «монологов». Здесь авторы фаль- шат и выдумывают более, чем во всех других своих пи­саниях,- и именно фальшат условностью, литератур­ностью», и так сказать, академичностью. Почти ни у кого и нигде нет тут настоящей правды, случайности, непра­вильности, отрывочности, недоконченности и всяких скач­ков. Почти все авторы (в том числе и Тургенев, и Дос­тоевский, и Гоголь, и Пушкин, и Грибоедов) пишут моно­логи совершенно правильные, последовательные, вытяну­тые в ниточку и в струнку, вылощенные и архилогические и последовательные (sic!). А разве мы так думаем сами с собой? Совсем не так.

Я нашел до сих пор одно-единственное исключение: это граф Лев Толстой. Он один дает в романах и дра­мах- настоящие монологи, именно со всей неправиль­ностью, случайностью, недоговоренностью и прыжками. Но как странно! У этого Льва Толстого, достигшего в монологах большего чем весь свет, иногда встречаются (хотя редко) тоже неудовлетворительные монологи, не­множко правильные и выработанные» 50 .

Это опять-таки не простой вопрос. Стасов, конечно, далеко не прав, когда приписывает и очень большим ху­дожникам фальшь, «выдумку», «литературность» в по­строении монологов. Он отлично понимал, что любой мо­нолог условен. Суть, видимо, здесь в другом: менялись границы этой условности. Реализм теперь давал изобра­жение такого широчайшего охвата действительности и с таким максимальным приближением к конкретности во всех частностях, что после Островского, например, моно­логи Чацкого действительно воспринимались (по форме); как в значительной мере авторские, литературные, «клас­сицистические».

К этим вопросам обращались и во время дискуссии в тридцатые годы. Легче оказалось договориться о том, какой должна быть авторская речь. Вопрос о диалоге, монологе вызывал резкие расхождения во взглядах.

К истокам Тихого Дона Макаров А Г

Молчание мудрое седых курганов (Лирическое приложение к 1-й части исследования)

Молчание мудрое седых курганов

(Лирическое приложение к 1-й части исследования)

Степь родимая! Горький ветер, оседающий на гривах косячных маток и жеребцов. На сухом конском храпе от ветра солоно, и конь, вдыхая горько-соленый запах, жует шелковистыми губами и ржет, чувствуя на них привкус ветра и солнца. Родимая степь под низким донским небом! Вилюжины балок, суходолов, красно-глинистых яров, ковыльный простор с затравевшим гнездоватым следом конского копыта, курганы в мудром молчании, берегущие зарытую казачью славу... Низко кланяюсь и по-сыновьи целую твою пресную землю, донская, казачьей, не ржавеющей кровью политая степь!

(«Тихий Дон», часть VI, гл. 6)

Тебя люблю, родимый край... И тихих вод твоих осоку, и серебро песчаных кос, плач чибиса в куге зеленой, песнь хороводов на заре, и в праздник шум станичного майдана, и старый милый Дон - не променяю ни на что... Родимый край...

Напев протяжный песен старины, тоска и удаль, красота разгула и грусть безбрежная - щемят мне сердце сладкой болью печали, невыразимо близкой и родной... Молчанье мудрое седых курганов, и в небе клекот сизого орла, в жемчужном мареве виденья зипунных рыцарей былых, поливших кровью молодецкой, усеявших казацкими костями простор зеленый и родной... Не ты ли это, родимый край?

Ф.Крюков. Отрывок из стихотворения в прозе «Край родной». («Родимый край», Усть-Медведицкая, 1918, с.8).

Из книги Между двух стульев автора Клюев Евгений Васильевич

Лирическое выступление Интересно ли вам, что подают на «пиру воображенья»? Странные блюда подают там – например, «бренди, смешанный с соевым соусом», «скорпионов с томатной подливой», «живых кроликов», «пирог, начиненный невезучим стариком из Перу»… Не слишком

Из книги Письма, заявления, записки, телеграммы, доверенности автора Маяковский Владимир Владимирович

Лирическое преступление Меня всегда ужасно занимало то место в «Золотом ключике», где Буратино протыкает носом нарисованный очаг. Будь я на месте Алексея Толстого – чего, конечно же, быть не может, а все-таки! – я бы уж побольше, чем он, накрутил вокруг этого

Из книги Русские поэты второй половины XIX века автора Орлицкий Юрий Борисович

Лирическое исступление А был когда-то розоват Наш белый свет – и, между нами, Приятно было называть Своими – вещи – именами И говорить: кольцо, стрела И поплавок из пенопласта! – Какие громкие дела, Какое легкое богатство… Вот так, длина, и ширина, И угловатость,

Из книги К истокам Тихого Дона автора Макаров А Г

Лирическое Обнимаю Вас и целую.Шлю стишонок "Наш быт". Можно бы, пожалуй, и напечатать.Отпечатан только в Агитросте – распространение малое.В.

Из книги Перспектива. Заметки об учебных произведениях молодых художников автора Курганов Сергей

Молчание <Из М. Гартмана> Ни слова, о друг мой, ни вздоха… Мы будем с тобой молчаливы… Ведь молча над камнем могильным Склоняются грустные ивы… И только, склонившись, читают, Как я, в твоем взоре усталом, Что были дни ясного счастья, Что этого счастья – не

Из книги Том 6. Статьи и рецензии. Далекие и близкие автора Брюсов Валерий Яковлевич

Итоги первой части исследования Сформулируем кратко основные выводы нашей работы. Первый вывод - о сложном составе «Тихого Дона». Текст заметно фрагментирован, а отдельные эпизоды замещены или дополнены особыми отрывками, заимствованными из нескольких опубликованных

Из книги Статьи из журнала «Искусство кино» автора Быков Дмитрий Львович

Сергей Курганов Перспектива Заметки об учебных произведениях молодых

Из книги Статьи из журнала «Что читать» автора Быков Дмитрий Львович

Иван Коневской. Мудрое дитя 1Я не знавал Ив. Коневского в детстве. Когда мы встретились первый раз, он был уже студентом (1-го курса). Но, всматриваясь в его духовное существо, в это странное сочетание житейской неопытности с громадным запасом познаний, детского

Из книги Роман с Европой. Избранные стихи и проза автора Эйснер Алексей Владимирович

Из книги Владимир Набоков: pro et contra T2 автора Долинин Александр Александрович

Дальнейшее - молчание… замолчавшие писатели: почему и зачемЭта статья - ответ на читательскую просьбу: один покупатель январского номера написал нам письмо, в котором посетовал, что мы прошли мимо 90-летия Сэлинджера. Дорогой Игорь! Говорить о том, что написал

Из книги Основы литературоведения. Анализ художественного произведения [учебное пособие] автора Эсалнек Асия Яновна

МОЛЧАНИЕ Всё это было. Так же реки От крови ржавые текли, - Но молча умирали греки За честь классической земли. О нашей молодой печали Мы слишком много говорим, - Как гордо римляне молчали, Когда великий рухнул Рим. Очаг истории задымлен, Но путь ее - железный

Из книги Скрипач не нужен автора Басинский Павел Валерьевич

<Интервью, данное Андрею Седых>{*} Сирин приехал в Париж устраивать свой вечер{1}; думаю, к нему пойдет публика не только потому, что любит его как писателя, но из любопытства: как выглядит автор «Защиты Лужина»? Любопытные увидят 33-летнего юношу спортивного типа, очень

Из книги Литература 2.0 [Статьи о книгах] автора Чанцев Александр Владимирович

Лирическое произведение В данном параграфе обосновывается специфика лирического произведения, в связи с чем вводятся понятия: субъективный мир, лирический герой, лирическое переживание, лирический мотив, виды лирических произведений.Еще один (третий) род литературы

Из книги Из круга женского: Стихотворения, эссе автора Герцык Аделаида Казимировна

Молчание пастырей Мы отмечаем сразу два писательских юбилея: Владимира Маканина и Валентина Распутина. Обоим исполнилось семьдесят пять лет. Оба родились в несчастном 1937 году, с разницей в два дня – 13 и 15 марта соответственно.Вообще в 1937 году, который по восточному

Из книги автора

6. Из Японии в молчание[*] В страсти страстею пылая В гневе гневом одолим Дивный образ самурая Среди русских долин Мне явился невозможный Так как здесь неможет стать Что же душу мне тревожит Его пагубная стать? Его облик желто-бледный Среди мерцающих

Из книги автора

МОЛЧАНИЕ Зачем все страшное молчит всегда? Молчит холодная, глухая ночь, Тяжелый мертвый сон, немые небеса, Молчит застывшая от ужаса душа… Есть страшные слова… Они молчат, В них самый звук безмолвием объят… Я часто женщину одну встречаю, Всю в черном… я ее не знаю, Но,